“С приехалом!” 
(или жереховые страсти Кузи и Ашота в устье Роси - 2)
С. Пичугин, 2000 г

        Здоровенная дичка, которая накрыла ветвями мое “бунгало”, как заботливая мамаша- нерадивое дитя, перед осенним призывом, сыпанула, напуганная ветром, своими мелкими,кислыми слезами. Они забарабанили по крыше и перекрыли своим грохотом, минуты на две, знаменитое семнадцатиминутное барабанное соло из “Моби Дика”в исполнении Джона Бонэма …Чук недовольно вякнул во сне и перевернулся с бока на спину, блаженно раскинув лапы и развесив “хозяйство”. Это оживление вызвало меня из полукаматозного состояния, в которое я впал, слушая “олимпийские пассажи”на первом канале в исполнении гения украинского спортивного репортажа не то Сергiя, не то Савелія. Фраза “Меріон Джонс фінішувала з великим гандікапом” вырубила меня часа на полтора…
        Прийдя в себя, я понял, что четвертые сутки моего отпуска идет дождь, что Кузя по-прежнему не приехал, что по телеку-бокс и, что комментирует его ни менее маститый “специалист”, чем Савелий… “Боксери виборюють боротьбу за медалі”- услышал я очередной “перл” и слащавый тенор продолжил-“…ой! Аміріканьській боксер вдарів кубііінськаво прямо у обліччя! Хлопцю ж боооляче!”. Я снова вырубился… В голове поплыли картины моего насквозь мокрого отдыха…

        Понедельник, 18/09. Наш ситроен, виляя приподнятым гидравлическим задом по размазанной суточным дождем как -бы дороге, притащился на базу. Разгрузившись, Иван махнул мне рукой и пришпорил, дабы ситуация с дорогой не усугубилась до критической. Мне усугубить было не с кем. Кузя, как обычно, в последний момент изменил сроки своего отъезда, но клятвенно пообещал, что в среду обязательно прибудет. Антоныч, комендант базы, вот уже лет пятнадцать был в глухой завязке, а Чук, как настоящий рыболов-спортсмен, к выпивке относился нейтрально… Пришлось отложить традиционное “С приехалом!”до лучших времен… Кое-как растолкав барахло по углам, я поел в сухомятку, без настроения. Настроение покоилось в пластмассовом ящике для рыбы, любовно завернутое в газетку, каждое отдельно друг от друга.
        Ближе к вечеру зашел вечно трезвый Антонович. Мы чинно пили чай, наперебой хаяли алкоголиков и смотрели новости. К концу первого часа общения я знал:
1) Рыба не ловится.
2) Питьевой воды на базе нет.
3) Работавший, еще неделю назад земснаряд, разогнал всего жереха.
4) Повадившийся ходить с верхней базы мерин, ворует горох и гадит в самых неподходящих местах.
        Была и хорошая новость:маслят в лесу-прорва. На том и расстались. Обогреватель, тем временем, просушил стены, запахло деревом и мышами, я начал было планировать завтрашний день как в этот момент в дверь постучали…
На пороге стоял кусок чернозема со сверкающими глазами и весело махал хвостом. Пока мы беседовали, Чук, в отсутствие рыбы, занялся мышами… Он раскопал все находящиеся рядом с домиком (и под ним) мышиные норки, в поисках добычи. Под проливным дождем… Я молча прицепил его на поводок, взял фонарик и повел к реке. “Му-му…”- подумал я,- “Тоже мне, Герасим…”- подумал Чук и презрительно задрал ногу возле куста. Прополоскав своего кореша в воде, я взял его под мышку и потащил в домик. Там, вытерев Чука домашним полотенцем почти насухо, я подвел черту под личным мытьем и умыванием на ближайшие две недели, т.к. стирка полотенца в мои планы не входила. Заодно было решено оставить в покое свои жевательные аксессуары…

        Вторник, 19/09. Встал в четыре утра. Дождь заметно утих, угомонился ветер… Пока грелся чайник- связал снасть. По прошлогодней традиции вверху борода, внизу любимая Абуха (abu fly #2). В шесть утра я на месте. Вода кипит. Сначала подумал, что лещ купается- сплошные плавники и хвосты на поверхности, но присмотрелся- жерех! Стоит стадо и просто жрет малька. Буквально топчет. Ни всплесков, ни бурунов- только чавканье. “Ну”, -думаю,-”щас ты у меня пожрешь.Сычас!” Забрасываю в самую толпу:руки напряжены, глаза выпучены. Метрах в десяти от лодки- удар! Жерех вылетает из воды, тряся башкой, падает, подняв сноп брызг и уходит…вместе с любимой абухой и куском шнура.

ХЛЬОПЦІ! В’ЯЖІТЬ ШНУРА ТІЛЬКИ РЕКОМЕНДОВАНИМ(СОВ’ЄТУЄМИМ) ВУЗЛЬОМ!!! Бо буде горе...

        “Б……..!!!!!…………..мать!!!!!”-, сказал я и грязно выругался.
Такая абуха была у меня в единственном экземпляре, а кастмастер, по сравнению с ней, настолько примитивное изделие, что о его использовании даже думать не хотелось. Вобщем, показав жерехам дулю, рыкнул мотором и поехал за маслятами.


        В лесу встретил Антоныча с полной корзиной грибов. “Ого, какие шлопаки…”- презрительно процедил я глядя на его переростки. В моем ведре лежали молоденькие маслятки- гвоздики, с девственной плевой под шляпкой. Хрумтики, лучшая закусь, водопад слюней! “Шлопаки? Ну-ну…”,- ехидно ухмыльнулся Антоныч и мы разошлись. Это “ну-ну”я вспомнил вечером когда сел чистить свои “гвоздики”… К девяти я переработал и пережарил ведро грибов. Получилась здоровая сковородка, под которую должно было уйти ни меньше литра “настроения”. Невероятным усилием воли, заставил себя вскипятить чай и с тем отойти ко сну…

        20/09. Среда. С утра пошел вниз. Погода мерзкая, ветер и дождь. Еду и думаю-“Какого?”…И тут вижу, метрах в трехстах ниже по реке, кружат чайки. И не просто кружат, а еще и пикируют в воду с жуткими воплями. Присмотрелся получше- всплески! Подхожу, метров на сорок, опускаю якорь. Сердце колотится, руки дрожат, в общем – азарт проснулся. По ветру кастмастер, метров на двадцать перелетает бой. Томительные секунды холостой проводки и…ничего не происходит. Второй заброс, третий… Мандраж прошел. Методически посылаю блесну на всплески и наконец, с шестого или седьмого заброса - удар! Прут сгибается, шнур начинает уходить вверх по реке, описывая дугу вокруг лодки. Метрах в двадцати жерех всплывает, и выставив верхнее перо, как-бы послушно идет к борту. Но мы в курсе этой обреченности…В трех метрах от меня, рыба резко уходит под лодку, одновременно пытаясь запутать шнур за якорную веревку. Прутом увожу ее от сооблазна. Жерех делает рывок, метра на три, фрикция играет ему музыку, но эта музыка звучит для него не долго… Вот он, острый багорик, лежит на лавке готовый к приему. Будто понимая это, рыба успокаивается и дает подвести себя к борту. Ооо-ппа! Клиент на дне лодки.         Стук-стук, свечным ключиком по голове- наркоз. Спи спокойно, дорогой товарищ, не дрыгайся, не пугай своих соратников…

        Бой стихает,как по команде, но до этого я успеваю выдернуть “еще парочку”, как говорил Шариков. Они лежат на дне, блестя тускнеющей чешуей, одного размера и одного веса. Возможно, даже от одной матери. Хотя вряд ли…
Для проформы делаю еще несколько забросов. Ветер усиливается, дождь начинает сечь и Чук, недовольный этим фактом, напоминает мне, деликатным подвыванием, что пора ехать, встречать Кузю.
        На берегу тихо, в домике тепло, для встречи все готово… Когда Толян не появился до шести часов, я был морально готов затихушничать. Но в шесть тридцать зашел Антонович, поинтересоваться, не приехал ли Толян и мы снова смотрели новости и хаяли алкоголиков, причем я делал это с особой ненавистью…
 

        И вот сегодня, четверг. На воду не пошел. Все еще жду Кузю. Лежу на койке, слушаю, как ветер, от нечего делать оббивает, подручными средствами, груши с дички. Отрубаюсь от, вышеупомянутых спортивных комментариев...
        И вдруг мы с Чуком одновременно подскакиваем. В шуме ветра и дождя нам слышатся посторонние звуки. Они приближаются и я узнаю их. Это песнь радости, которую поет Толян. В ней нет определенных слов и мелодии, но я ее понимаю. Я сам знаю эту песню и пою ее увидев реку, лес, почуяв запахи свободы. Чук тоже ее знает, поэтому не гавкает, а только поскуливает и бешено молотит хвостом. Выскакиваем на веранду. Кузя, нагруженный баулами, подходит к дому. На нем не наблюдается сухого места. Мокрая челка, трилистником прилипла ко лбу, по лицу стекают струи воды, под носом здоровенный сталактит(или сталагмит?), глаза безумно блестят. Не дать- не взять отец Федор перед штурмом горы Машук. Машинально вспоминаю, куда положил колбасу...
        После обычных, в таких случаях, вежливых приветствий, наподобие:-“Ну, что же вы так долго, Анатолий Феодосиевич? Я уже, право, начал волноваться, не приключилось ли с вами чего…”- “Полноте, Сергей Юрьевич! Просто неотложные дела не позволяли мне до сий поры вырваться из Киева…” От такой демонстрации “политеса”, Чук спрятался под койку и , высунув оттуда нос, внимательно следил за нашими дальнейшими действиями… Мне с большим трудом удалось снять с Кузьмы, насквозь промокшую куртку и заставить его сесть к столу. Он, возбужденно, рвался “в пампасы”, попеременно хватаясь то за спиннинг, то за катушку. Разогревающиеся маслята, наконец дали запах. –“Грибы?”- заинтересовался Толян. Я начал нарезать сало. “С приехалом!”- вырвалась на волю, натеревшая мазоли на языке и нёбе, от трехдневного ожидания, фраза. Мы дернули по сто пятьдесят. В этот день у Кузьмы с рыбалкой не сложилось…

       Утром, подскочив ни свет ни зоря, он принялся вязать снасти, ежеминутно интересуясь, когда светает. Мы вышли на воду в темноте. Ветер, порвавший за ночь тучи, угомонился, зеркало воды, подернутое поднимающейся пеленой тумана, не тревожило своими всплесками ни одно пад… ни одно живое существо, кроме нас с  Кузей. Правда мы были полуживыми организмами…
        Не обнаружив жереха на выходе из верхнего рукава Роси, мы потянулись дальше, вниз. Поднявшееся светило, смотрело на нас, сквозь плотный туман, своим красным, коньюктивитным глазом. Внезапно, прямо по курсу, стал стремительно проявляться и увеличиваться в размерах , монумент, красного цвета, с надписью “102”. Где-то рядом должна была находиться знаменитая “лещевая”база Игоря Гетьмана. И тут окружающий мир изменился. Туман рассеялся, солнце врубило дальний и залило все ослепительным белым светом.

        В небе появилась эскадрилия “кукурузников”, покачивающих крыльями:-“Слава Гетьману!” По реке проплыла эскадра буксиров, сипящих охрипшими гудками:”Ура Гетьману!” Каневский бронепоезд-музей, сорвавшись с постамента, пронесся по правому берегу, гремя фанерными буферами и пальнул из деревянной пушки:”Салют Гетьману!”, а проплыли две рыбколхозовские шаланды из Келеберды-:” Ганьба Гетьману!”, который переловил всего леща в округе и заставил рыбколхозников спускаться в поисках рыбы аж до Черкасс.
        Мы, с Кузей, тоже дали по гудку и покричали в сторону берега, но Гетьман не отозвался. Отозвался дикий козел. Он истошно заорал,видимо приняв нас за соплеменников, а наши вопли интерпритировал, как вызов на бой. На обратном пути, по личной просьбе Толяна, мы высадились на сушу. Чук рванул в лес искать крикливого козла, а мы- за грибами. Лес парил. Запахи прели, грибов и хвои, валили с ног. При виде сидящего во мхе рыжика, прикрытого травой, у меня навернулись слезы умиления и жалости одновременно:такого красавца, да под корень, да на куски, да поджарить, да под стопятьдесят… Ууух!!! “ Вжих-вжих!”- одновременно засвистели наши ножи. Видно Толяна посетили те же мысли. Сорок минут- два ведра. Неплохая прибавка к рациону!


НЕ ЇЖ, СЕРГІЙКУ, ТО ОТРУТА!!!!

        Вечером снова был скромный, дружеский ужин. Прошу прощения за физиологические подробности, но мы съели:большую сковородку жареных рыжиков, килограмм куриной грудки, натертой карри и обжареной в сухарях, большую миску салата из кальмаров, громадное количество жареных баклажанов, а так же свежих овощей и зелени. А перед этим, для разминки, мы употребили двадцать котлет из жереха. Ну и, естественно, под все это, ну, вы понимаете… Ну, а как без этого?! Под такую закусь…

        Утром, запив фестал минеральной водой “Рось”, мы разъехались в разные стороны, заверив друг-друга, что кроме овсянки, есть ничего, в дальнейшем, не будем. Насчет пить, мы не договаривались. Обойдя пустующие жереховые пастбища, я пошел к Кузе, который стоял на якоре под левым берегом и методично мотылял прутом. Завидев меня, он энергично замахал руками, подзывая к себе.

        Вода, под самым берегом, буквально кипела. Жерех загнал стаю малька на небольшую косу и устроил бойню. На мой каст, впрочем, как и на Кузин, он практически не реагировал. Вот когда я действительно пожалел об утерянной, маленькой  “Абушке”… Постепенно банда скатилась чуть ниже и отошла от берега. Теперь бой происходил практически на фарватере. Мы доставали до него.     Практически с первого заброса Толян выхватил двухкилограммового красавца. Тут же лупанул, но сошел, и у меня. Глубина усыпила жерешиную подозрительность и дело пошло веселее. Минут через двадцать на смену некоторой суете, в наших действиях, пришла вальяжность… Толян даже позволял себе коротко беседовать с каждой новой жертвой:”Ну, что ж ты дергаешься, голубчик, иди к папе, не бойся!” Или что-то в этом роде. Жерех в стае стоял достойный, меньше двух килограмм не попадал. Честно говоря, процесс уже начал поднадоедать, как в этот момент Кузин прут резко согнулся, достав кончиком почти до воды и на поверхности показалась сомячья башка, размером со здоровенный арбуз. Посмотрев своими глазками-бусинками, кто это там суетится, прыгая по лодке, башка плюнула блесной в позеленевшего Толяна и, продемонстрировав свое шикарное тело, скрылась в пучине. Кузя рухнул на лавку…
        Вечером только и было разговоров, что о соме. Причем под уху в нем было двадцать кил, а под десерт он подрос до полтинника.
        Незаметно пролетело время отпуска. Наступил последний его день. Тоска зеленая. Мытье лодок, домика, уборка территории и пакование вещей, покажутся милым делом в сравнении с мыслями о том, что завтра – на работу…
        Спаковавшись и ожидая машину, мы по чуть-чуть, так сказать, от грусти, и пришли в бодрое расположение духа. На обратном пути кому-то пришла в голову мысль, сфотографироваться у могилы Тараса. Распугав своими небритыми рожами немногочисленных экскурсантов, мы запечатлелись на фоне памятника. Вместе со спиннингами и Чуком. На память.
        Думаю, Тарас на нас не обиделся потому, что сам был рыбаком и любил собак.

Serega
Киев, Украина 24.10.2000, 07:54.
 




(с)Дом Рыбака - 2000